Дочитываю "Беседы о русской культуре" с большим удовольствием, сказала бы даже, с подлинным наслаждением. Всё прекрасно, но вывод после чтения про 18 век и начало 19 сделала неожиданный - люблю герценоканон страстно. Именно потому, что мы слишком много о них знаем (а того, что надо, не знаем, но я всё равно на 100% уверена) - куда и зачем, кто в вашем отп сова и жаворонок, какого цвета клеены обои и как звучит мазурка для зазнобы, которая отвела тебя от условного автозака. Полное ощущение газеты Спид-инфо, только Исторические Исследования. Мои же вы хорошие. Одна из лучших каш, которая со мной случалась

@темы: историческое

---

Рефлексировала... всякое, попыталась вспомнить, как сумела нанизаться на своих всадников апокалипсиса — всех помню, а про Веневитинова вообще нет. С Неверовым тоже история: сперва, помню, фамилию выцепила, когда гуглила матчасть для русской аушки по отверженным (это был 2013 год, не спрашивайте), но так, не обратила внимания. Уже потом, когда окунулась с головой в письма Грановского — там да. Сияет Януарий Михайлович во всей красе. Интересно, конечно, как начинаешь разворачивать клубок, где дальше и учительство, и директорство, и благодарные выпускники, и всё вот это.
Вот с Веневитиновым вообще непонятно, когда, собственно, произошёл момент икс; помню, как в десятом (начале одиннадцатого?) классе прочла пару строк в учебнике, подумала «жалко человека» и... всё. А теперь уже и школа кончилась, и диплом лежит, а всё копаешься, а всё сердечко болит. Ну как умирать-то в двадцать один из-за слабого здоровья, ну в самом деле.

К прочим двоим как-то подостыла, а тут вечно как впервые.

@темы: историческое, splendeurs et miseres des historiens

---

О штабс-капитане Степане Ивановиче Ситникове, крамоле и всеславянской идее

Главный герой – из московских дворян, сын статского советника, выпущен в 1819 году из Дворянского полка прапорщиком. За 1820-е годы успел сходить в отставку, вернуться, дослужиться до штабс-капитана, повоевать с турками, получить Анну 3-й степени с бантом и Георгия 4-й.
Характеристики от начальства, я бы сказала, вполне приличные: «Ведёт себя по службе изрядно; способности ума имеет изрядные; пьянству и игре не предан, в хозяйстве хорош».

Что же с ним такого случилось?

История – из пролога и основного действия

Пролог: в 1829 году Ситников подал прошение на высочайшее имя, где описал свои горести, попросил выдать 25к рублей, чтобы жениться на генеральской дочке, которую насильно выдают за старика. А при отказе – расстрелять, чтобы другим было неповадно тревожить царя, т.к. в такой жизни смысла всё равно нет.
К письму Ситников приложил «особый проект» с дельными, рациональными, на его взгляд, предложениями:
1) запрет неравных по возрасту браков;
2) преподавание философии в университетах;
3) отмена цензуры;
4) выставить у дворца «вазу для писем с прожектами» (привет, Павлов ящик!);
5) как и когда офицерам генштаба (т.е. ему в том числе) участвовать в сражениях.
Как можно догадаться, порыв отчаянный души... не оценили. Ситникова отослали сначала в Гродненскую губернию, работать свою топографическую работу, затем в Казань. Георгиевский орден, увы, как-то отозвали, чем очень человека обидели. Поэтому в списках кавалеров его нет. Зато по пути успел жениться – уже на другой даме.

И здесь – время для основного действия. 22 июня 1831 года Бенкендорфу донесли, что Ситников распространяет преступные бумаги, нарушает всеобщее спокойствие и мутит воду среди мирного населения. В качестве доказательств были найдены две печати, пачка писем в разные инстанции, список фамилий и – моё любимое – белая книжка в кожаном переплёте, в которой была записана условная азбука со столбцами цифр, что складывались в «Голштейн-Готторн».
Письма Ситников, как потом признался на допросе, писал разным почерком и высылал, куда только мог – в Московскую городскую думу, разные земские суды, канцелярию Донского войска, нескольким военным и чиновникам.

Прикладываю скрин, чтобы оценить душевность одного из посланий:

Прикладываю скрин, чтобы оценить душевность одного из посланий:

Общий дух всех писем можно поделить на несколько веток:
а) вот эта общеславянская идея (человек вообще был явно в теме Соединённых славян);
б) традиционные воззвания о сокращении службы и отмене крепостных со ссылками на Священное Писание (где-то я уже такое встречала… где же… интересно), что все люди должны жить в дружбе, равные, как братья;
в) призывы вставать, работать, вооружаться для «свержения ига чужеземного, истребления немцев, жидов, чухон, восстановления свободы вечевой и заключения Сатаны по 20 главе Апокалипсиса в Геенну», о как.

И ещё цитата, насчёт резать иностранцев:

И ещё цитата, насчёт резать иностранцев:

Бонусом шли списки всякой запрещёнки (например, послания Рылеева жене) и хладные истории о сотнях и тысячах угнанных в Сибирь без всякого суда. Два благородных общества, северное и южное, истреблены, – пишет Ситников адъютанту 6-й пехотной дивизии Бегичеву (который его видел 1-2 раза в жизни), – не допустите, чтобы погибло и западное.
В ходе следствия Ситников рассказывал одну сказку за другой: что письма он нашёл на киевской улице, что отправлял их в порыве душевных припадков. Заодно – к вопросу о Сибири – приплёл бывшего деверя своей жены, поляка, который-де рассказал ему, что Общество соединённых славян никуда не исчезло, в Сибирь сослали лишь 12 человек, а осталось в 50 раз больше, включая разных полковников и генералов. Кстати, одному адресату, тому полковнику Ренне, что на скрине про иностранцев и холеру, он писал, потому что как раз в это время шла вся польская история. Переживал человек, что славяне кровь друг друга проливают.
Отдельно доставляет история «как Ситников в гости к Ивашевым ездил».

Со слов полковника Маслова, какого-то жандармского начальника:

Со слов полковника Маслова, какого-то жандармского начальника:

Сам Ситников утверждал, что всё было не так, вели пустые разговоры о славянских делах, он рассуждал, а генерал против не говорил ни слова, и вообще, не проиграл, а выиграл.

Короче говоря, ломали человека с толком и расстановкой, и в конце концов добились. Ситников сознался, что все письма – его руки, а причинами стали приступы сумасшествия, разлука с женой и неполучение ордена. А почерк менял – чтобы выглядело солиднее, чтобы подумали: вот, действует целое общество! Утверждал, что никаких соучастников не имел (да так оно, скорее всего, и было).
Судили Ситникова с августа 1831 по январь 1832 гг.: больше полугода (в Алексеевском равелине он куковал с конца июня) разбирались с одним (1) человеком. Забегая вперёд, скажу, что всех адресатов признали непричастными, потому что они в 99% случаев никакого Ситникова знать не знали.
Но здесь веселье не заканчивается, потому что в ходе следствия развернулась целая эпопея, лучшие умы российского сыска пытались дознаться: вменяем ли Ситников? Сам он, как я уже писала, каялся в приступах сумасшествия, побудивших на рассылку крамолы. Комендант крепости сообщал, что арестант ругается, кричит, гонит прочь смотрителя – в общем, напрашивается на смирительную рубашку и привязывание к кровати.

Ещё два красноречивых эпизода:

Ещё два красноречивых эпизода:

Периодически грозили привязать – успокаивался.
Спросили родственников: отец после свидания с горечью заявил, что видел в сыне «отчаянного фанатика, который, потерявши здравый рассудок, не думает о том, что дерзкими своими поступками доводит себя до погибели и наносит жестокую скорбь отцу и несчастной своей жене». Кузины заявили, что это у них семейное, от той же горячки страдают дядя, мать и брат, и по арестованному давно было заметно, что с головушкой не того.
В результате царь повелел провести полное освидетельствование. Лекарь донёс, что Ситников абсолютно вменяем (позднее пришли к выводу, что он притворяется). Тем не менее, буйствовать товарищ не перестал, отказывался давать показания и идти в комиссию, поэтому вязали к кровати вполне активно.

Чем всё закончилось? Ситникова признали виновным по пунктам:
1) оскорбление величества;
2) злоумышление против целости и безопасности государства;
3) предположение разрушить существующий порядок;
4) рассеивание ложных, вредных слухов – сочинение и рассылка возмутительных писем и пасквилей, в которых он воспламенял мирных граждан к измене, мятежу и убийствам…ниспровержению законной власти и, толкуя ложно тексты Священного Писания, убеждал принять проект «вечевого правления».
Первоначальный приговор – смертная казнь, все сочинения публично сжечь на площади. Но тут аудиториатский департамент посчитал, что вопрос о невменяемости как-то быстро закрыт, проверьте его там ещё раз! Проверили. Вменяем, только голова горячая, пожалеть надо. Департамент пожалел: признал злостным преступником и присудил – по классике – лишить чинов, орденов, дворянства, сломать шпагу и выслать на каторжные работы (срок не нашла, увы).
Оставалась последняя инстанция в лице милосердного царя, в котором Ситников так хотел найти сочувствие к своим проектам. Царь не поверил, что кто-то мог совершить такое в здравом уме, и повелел: знаков отличия лишить, заключить в монастырь, как опасного для общества. По другой версии – в Шлиссельбургскую крепость. Занавес.

Вот такая история. В чём-то даже удивительная. В фондах Третьего отделения лежит дело с длинным названием: «О штабс-капитане генерального штаба Ситникове, сочинявшем и рассылавшем пасквили и возмутительные письма, и о подозреваемых в связях с ним старшим адъютантом 6-й пехотной дивизии Бегичеве, чиновнике Томашевском и других». Триста страниц почти.

Основной (потому что ещё попробуй найди) источник: Дело Ситникова. Проект вечевого правления (по архивным данным) // Голос минувшего. – 1917. – № 7–8. – С. 105–123.
Было бы совсем хорошо, оставляй автор ссылки, но что есть. Пишет, к слову, что дальнейшая судьба Ситникова неизвестна, а в книжке про алфавитный-список-всяких-революционеров (не помню название) указано, что он умер в районе 1836-37 года. Пруф пока найти не могу, так что вопрос не закрываем.

@темы: историческое, буквы

---

О декабристе, святых местах и карательной психиатрии

Ещё один пост о цензоре Александре Васильевиче Никитенко, его дневнике и командировке. О биографии героя, маршруте и цели повторяться не буду: можно прочесть в первой части, она как раз обрывается около въезда в Архангельскую губернию.

Часть вторая — грустная, тяжёлая и декабристская.

На дворе то же лето 1834 года; не доезжая до Архангельска, Никитенко успевает завернуть в Сийский монастырь около Холмогор, взглянуть там на экземпляр Судебника 1550 года и грамоту Бориса Годунова, посвящённую свежепостриженному Филарету. Из дневника видно, что Архангельск произвёл на автора гораздо лучшее впечатление. Много всего интересного они там посмотрели — и, конечно, не могли не посетить Соловки.
Где внимание Никитенко больше привлекают не Древние Стены, не Реликвии (хотя они, конечно, тоже) — а монастырская тюрьма и её заключенные.

Выглядит монастырь на момент визита примерно так:

Выглядит монастырь на момент визита примерно так:

«Ныне сих несчастных сорок человек, между прочими два студента Московского университета — за участие в заговоре против государя».
Запись в дневнике от 1 августа 1834 года, «заговор» — это о кружке братьев Критских (1827).

Из той же записи можно узнать, что местная тюрьма произвела на Никитенко довольно… гнетущее впечатление. Описывая условия, он указывает, что каждый из заключённых помещался в «отдельную каморку, чулан, или, вернее, могилу: отсюда он переходит прямо на кладбище». Настрой, как говорится, задан с порога.

Внутри монастырской тюрьмы, фотография с сайта Соловецкого государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника

Внутри монастырской тюрьмы, фотография с сайта Соловецкого государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника

Мало того, что вокруг угнетающие стены, ещё и общаться ни с кем нельзя, читать, писать, выходить во двор — тоже. Даже с собой покончить, пишет Никитенко, арестанты не могут, нет к тому никаких условий: «И бежать некуда — кругом вода, а зимой непомерная стужа и голодная смерть, прежде чем несчастный добрался бы до противоположного берега».
Очень интересен контраст между «недоступно самоубийство» и «стужа и голодная смерть»: видимо, Никитенко не приходит в голову, что кто-то может сознательно утопиться в холодной воде. Говоря по правде, я на месте некоторых заключённых всерьёз бы рассматривала такую возможность.

К сожалению, из двух абзацев много не выудишь. Здесь вполне можно повздыхать, качнуть головой и благополучно забыть о Соловецкой тюрьме — если бы не пара строк, привлёкших моё внимание: «Недавно один из заключенных, Горожанский, сосланный в монастырь за соучастие с декабристами, в припадке сумасшествия убил сторожа».
«А кто такой Горожанский?» — спросила я. Задумалась, поняла, что никогда не слышала. Отправилась гуглить, не подозревая, что новые знания станут большой ошибкой, ведь вычеркнуть их из памяти не получится. Спасибо, Александр Васильевич, что своими записями в дневнике натолкнули меня на чтение о полном, абсолютном, беспросветном мраке.
Итак, Александр Семёнович Горожанский, 1800 или 1801 года рождения, сын богатого псковского помещика. Учился в Дерптском университете, пока папенька оттуда не забрал (популярный тренд, знаю я одного хорошего человека — не пустил сына в Европу, чтобы тот мог дальше учиться, а закончилось всё печально), взамен определив в Кавалергардский полк.
Не останавливаясь подробно на «свободном» этапе биографии, обрисую в трёх словах:
а) дослужился до поручика, командовал взводом, успел побыть полковым казначеем;
член тайного общества, активно участвовал в беседах на тему «как нам обустроить Россию»;
б) постоял на Сенатской;
в) и (по царской милости!) не был предан суду, а уехал сначала в Петропавловскую крепость, затем служить — тоже в крепость, но Кизильскую (совр. Челябинская область), а через несколько месяцев — на Соловки.
Крепость, дальний гарнизон — дело обычное, но откуда путёвка в монастырь? Нервы расстроены у человека, докладывало начальство из Кизильской крепости. Не может, мол, нести службу: шпагой караульного ткнул, ещё и кричит, что ему один Господь указ, а не какие-то там цари.

Вопрос. Какое правление сходно с законом божиим?
Ответ. Такое, где нет царей.

Пострадала, подышала, успокоилась. Вернёмся к бедному Горожанскому: у него, по словам корпусного командира, обнаружилось «особенное против всего ожесточение, которое раздражается и увеличивается при малейшей неприятности». Ещё и царя ругает последними словами — сразу видно, не в себе. Как бы то ни было, царским распоряжением (ибо государь милосерден, заботится о недужных, даже если они умышляли скинуть его с престола) Горожанского переправили из гарнизона сперва в Архангельск, затем, к маю 1831 года, в тюрьму Соловецкого монастыря.

Лечить нервы современными методами: например, сидением в земляной яме.

«Об отсылке в Соловецкий Монастырь 7-го Оренбургского Линейного Баталиона порутчика Горожанского и об ассигновании ему на содержание по 120 р. в год»

«Об отсылке в Соловецкий Монастырь 7-го Оренбургского Линейного Баталиона порутчика Горожанского и об ассигновании ему на содержание по 120 р. в год»

Выше упоминала, как Никитенко, иллюстрируя хладный рассказ о местных условиях, пишет, что Горожанский «в припадке сумасшествия убил сторожа». Я полезла читать и выяснила, что иногда принцип «дальше — хуже» работает на полную.
Чуть больше года назад, в мае 1833 г., Горожанский действительно заколол часового. Как ни крути, убийство охранника — уже ЧП, мимо не пройдёшь. Бедные чиновники, никакого покоя с этими декабристами: то каторжников на бунт начнут собирать, то часового убьют.
И лишь после этого Горожанского поручили осмотреть лекарю (акушеру!) Архангельской врачебной управы. В ходе бесед «объект» заявил, что «обидами и притеснениями» доведён до отчаяния и готов на всё, чтобы «скорее разом решить свою участь». Честно говоря, после красочных соловецких условий я бы и от человека в здравом уме ждала подобного. Диагноз — частное помешательство ума, «основанное на мнимой против него несправедливости других». Заключение есть, свидетели есть, жертва есть — все условия для принудительных мер медицинского характера, см. главу 15 УК РФ.

Не тут-то было.

Пара штрихов к ситуации: незадолго до драмы с часовым мать Горожанского, Мария Егоровна, добилась разрешения увидеться с сыном. Сразу замечу, что она неоднократно просила его осмотреть и, если невменяем, перевести под домашний присмотр. Спойлер: или отказано, или застопорилось по причине бюрократических проволочек, или не исполнено просто потому что.
Так что же насчёт свидания? Из рапорта жандармского офицера Алексеева, 24 марта 1833 года:
«Мать его, богатая женщина, посылала к нему через тамошнего архимандрита платье, белье и другие необходимые вещи, а также деньги на его содержание, наконец, получив позволение, поехала сама проведать [сына] и нашла его запертого в подземелье в одной только изношенной, грязной рубашке, питающегося одной гнилою рыбой, которую ему бросали в сделанное сверху отверстие. Горожанский совершенно повредился в уме, не узнал матери, и та не могла добиться от него ни одного слова, только чрезвычайно обрадовался, когда она ему надела новую рубашку и поцеловал оную...»
Вот честно, по-моему, это самая жуткая история из всего, что я пока успела прочесть про декабристов. Кроме того, жандарм абсолютно верно засомневался, добирались ли все посылки до Горожанского — тоже думаю, что нет. И стоит ли удивляться, что человек «совершенно повредился в уме», живя в таких условиях?

Стены монастырской тюрьмы + список известных заключённых, фотография с того же сайта музея

Стены монастырской тюрьмы + список известных заключённых, фотография с того же сайта музея

Следуя давней русской традиции «шевелиться не до, а после», правительство обратило внимание на условия в Соловках как раз после этого случая. В 1835 году подполковник корпуса жандармов Я.Н. Озерецковский приехал с ревизией — и был вынужден признать, что наказание многих заключённых… немного не соответствует вине. Перестарались монахи: знаете, как в сказках про «перегибы на местах». Но теперь-то, теперь можно всё исправить, улучшить условия, перевести больных в другое место?
Можно, да не совсем. Некоторых и впрямь освободили, других отдали в солдаты. Коснулись ли эти перемены Горожанского? Конечно, нет. Все просьбы матери о передаче ей больного или — хотя бы! — переводе в «спецучреждение» оказались тщетны. Новым царским повелением Горожанского оставили в прежних условиях, предписав во время припадков надевать «изобретенную для таковых больных куртку, препятствующую свободному владению руками». Доставить смирительную рубашку доставили, а применяли ли — неизвестно; очень надеюсь, что нет. Но боюсь, что да.

Подводя мрачные итоги, скажу, что всего А.С. Горожанский просидел в монастырской тюрьме 15 лет, скончавшись только в 1846 году. Зато после 13 июля дворян не казнят в стране, да.
Вот такая история. Никитенко что, человек всё осмотрел, ужаснулся и поехал дальше — ещё до Вологды нужно добраться. Заглянуть к Батюшкову, о котором и будет третья, последняя часть.

Источники:
1. Колчин, М.А. Ссыльные и заточенные в остроге Соловецкого монастыря в XVI-XIX вв. Исторический очерк, часть 2. Русская старина, январь 1888 г.
2. Никитенко, А.В. Дневник, том 1.
3. Фруменков, Г.Г., Волынская, В.Л. Декабристы на Севере. – Архангельск: Сев-Зап. кн. изд-во, 1986.

@темы: историческое, буквы, splendeurs et miseres des historiens

---

Сегодня день рождения Коли Станкевича, и я по этому поводу чувствую большие чувства. Спасибо страницам "Былого и дум" за то, что я прониклась, что пошла гуглить - шесть лет уже со мной эти товарищи. Никуда не делись, наоборот, ещё сильнее в сердце засели, не выдерешь. Главное достижение - добыла издание "Переписки", сегодня вспоминала, как тряслись руки, когда забирала из пункта доставки.

Без цитат, конечно, сегодня никуда. Очень люблю эту историю

@темы: историческое, splendeurs et miseres des historiens

---

Сумбурно: дочитывала Нечкину на работе, почти пустила слезу, но вовремя спас звонок с пары. Господи, это невозможно. Как же щемит сердечко от этих перекатных нищебродов-славян, планирующих скидываться на выкуп крепостных. Я не могу.
Конец был немного предсказуем — главу про восстание Черниговского полка было читать... тяжело. Мои ж вы хорошие. Сколько раз уже читаешь об одном и том же, а всё как впервые. От наказаний в 12к палок мороз по коже.

О более прозаичном: очень, очень-очень нужно пнуть себя и, наконец, докрасить стены, а то невозможно уже.

@темы: книги, историческое, splendeurs et miseres des historiens

---

Заставила себя перестать бояться и пойти с гордым видом на пушки – в смысле, написать научнице, что я, это самое, жива и барахтаюсь. Оказалось не так страшно Сейчас сформулируем по-толковому тему магистерской, и надо будет господитыбоже, заныривать в копание источников. Страшно, тяжело, не хочется. О декабристах читать интереснее, но что делать. Предвижу и надеюсь, что в процессе ресерча мой огонёк вновь появится.
Издеваюсь над студентами вечным методом плохих, ленивых педагогов: дала сегодня группе на сдвоенной паре две практические работы. Обществознание проклятое, как же не люблю тебя вести. Заодно привела в пример Серёжу М. – мол, порой невозможность "легальной" самореализации может привести к неожиданному результату.
Продолжаю читать Нечкину о славянах, чувствую, надо будет после по всем делам пройтись заново.

@темы: историческое, splendeurs et miseres des historiens